Принуждение – метод заставить человека сделать то, что пожелаешь, – умение, которым все морои обладают в очень незначительной степени. Использовать его считается аморальным, и большинство мороев не в состоянии причинить с его помощью серьезный вред. Дух, однако, усиливает эту способность, поэтому и Лисса, и Адриан бывают очень опасны.

«Тогда используй обычную силу воли,  – продолжала я. – Ты же знаешь, так можно сопротивляться принуждению».
И это была правда. Принуждение не означает, что ты автоматически получаешь билет к мировому господству. Одни люди сопротивляются лучше других, хотя со стригоями или пользователями духа дело обстояло сложнее.

В ее зависти отсутствовала злоба, это было не в ее натуре. Скорее тоска и восхищение тем, чего она никогда не сможет иметь.

– Во времена Средневековья были люди, убежденные, что стоит им найти правильную формулу или магическое заклинание, и они смогут превращать свинец в золото. Неудивительно, что у них ничего не получалось. Это, однако, не останавливало их. Они исследовали всякие мистические и сверхъестественные приемы и, в конце концов, кое что магическое обнаружили. – Она нахмурилась. – Вампиров.
Мысленно я вернулась к урокам моройской истории. Именно во времена Средневековья мы начали отделяться от людей, прячась и предпочитая общество себе подобных. Именно в те времена вампиры стали мифом, и даже к мороям относились как к монстрам, которых нужно преследовать.
– И как раз в это время морои начали избегать людей. Да, они владели своей магией, но люди все больше и больше превосходили их численно. Так обстоит дело и сейчас. – Она еле заметно улыбнулась. У мороев с зачатием существуют проблемы, не то что у людей. – И морои заключили сделку с алхимиками: алхимики будут помогать сообществам мороев и дампиров оставаться тайной для людей, за что морои дарят нам вот это.
Она дотронулась до своей золотистой татуировки.
– Что это? – Спросила я. – Помимо того, что видно простым глазом.
Она погладила татуировку кончиками пальцев.
– Мой ангел хранитель. – В ее голосе прозвучала ирония. – Там действительно есть золото, а также... – она состроила гримасу и опустила руку, – моройская кровь, магически смешанная с землей и водой.
– Что?
Мой голос прозвучал слишком громко, и некоторые люди повернулись в нашу сторону. Сидни, понизив тон, продолжила рассказ, не скрывая горечи:
– Я вовсе не в восторге от этой «награды» за помощь вам. Вода и земля помогают крови впитаться в кожу и придают нам некоторые характерные особенности мороев – ну, всего пару, по правде говоря. Я почти никогда не болею и буду жить долго.
– По моему, неплохо, – неуверенно заметила я.
– Возможно. У нас нет выбора. Это семейное... передается из рода в род. Нам всем рассказывают о мороях и дампирах. Мы налаживаем связи с нужными людьми, поскольку можем общаться с ними более свободно, и это позволяет нам покрывать вас. Нас учат разным трюкам и техническим приемам, чтобы избавляться от тел стригоев – вроде того зелья, которое ты видела. Мы же стремимся держаться в стороне, насколько это возможно, – вот почему дампирам рассказывают о нас перед самым окончанием школы. А морои вообще ничего не знают.

Одежда алхимиков была подобна моей – деловые костюмы невзрачных цветов. Мы всегда стремились выглядеть элегантно, но не привлекать к себе внимания. Алхимики веками играли в «Людей в черном», задолго до того, как люди начали мечтать о жизни в других мирах.

Огромная часть нашей работы даже не включала в себя взаимодействие с миром вампиров, поскольку заниматься приходилось миром людей. Записи следовало спрятать, свидетелей подкупить. Большинство алхимиков очень мало контактировали с предметами своего изучения; подавляющая часть знаний была почерпнута из историй и сведений, передававшихся в семьях из поколения в поколение.

В девяноста девяти процентах случаев человеческий организм принимал вампирскую кровь, использовавшуюся в татуировках алхимиков, и позволял ее компонентам слиться со своими – человек словно становился чуть чуть дампиром. В результате мы получали хороший запас жизненных сил и долголетие, хотя вряд ли приобретали те удивительные физические возможности, которыми отличались дампиры. И все таки бывали случаи, когда человек заболевал из за алхимической татуировки. Кровь вампира действовала на него как яд. Все ухудшалось из за золота и других химикатов, призванных удержать в коже введенную кровь. Такие люди были неизлечимы и погибали.
Кровь вампира не вызвала бы эйфории, и я считала, что в этой татуировке ее нет. Но лечение, к которому мы прибегали в случае отторжения алхимических татуировок, основывалось на том, чтобы разбить металлические компоненты, выпустив тем самым вампирскую кровь и позволив телу очиститься естественным путем. Мне оставалось предположить, что данный принцип сработает и сейчас. Вот только я не знала точной формулы алхимического состава и даже не была уверена, разобьет ли он медь так же, как разбивает золото.

Кровь вампира, несомненно, обладала целительными свойствами. Моя татуировка была тому доказательством, и алхимики долго трудились, пытаясь усилить свойства крови для более широкого использования ее в медицине. Пока не существовало способа ее синтезировать, а использовать настоящую кровь было просто нецелесообразно.

Деловой наряд невзрачного цвета. Блестящая татуировка золотой лилии на их левых щеках.
Это было частью нашего Единства, которую мы все разделяли. Мы - тайная армия, скрывающаяся в тени наших собратьев людей.

Со средних веков, когда наша группа была просто кучкой средневековых ученых, пытающихся превратить свинец в золото. В конце концов, мы оставили попытки с золотом. Позже организация обнаружила более сложные вещества, включая кровь вампиров. С тех пор как древние алхимики осознали, какое искушение представляют вампиры, общение с ними продвигало дело, которым мы занимались в настоящий момент. Наша миссия стала священной. Химия и формулы, над которыми работало мое общество в личных целях, стало средством для того, чтобы скрыть существование вампиров, средство, которое в настоящее время мы поддерживали при помощи технологий.

Давным давно - где то в средних веках - когда общество алхимиков только формировалось, различные группировки смотрели по разному на то, как относиться к вампирам. Никто не считал, что люди должны общаться с ними. Те, кто, в конце концов, сформировали группу, к которой принадлежу я, решили, что лучший способ поладить с мороями   это держать их подальше от людей. Но были и другие, те, кто был с этим не согласен. Они считали, что для безопасности людей необходимо искоренить вампиров любыми средствами. Но они не преуспели. Слишком много вампиров, мороев и стригоев, для такой группы как эта. Последние записи о них, которые у нас есть, относятся, о, я бы сказала к Ренессансу. Те охотники, в конце концов, исчезли.

Или это твой собственный комплекс навязчивых психозов.

- В настоящее время некоторые пользователи магии, которые используют это заклинание, обеспокоены только властью, а не молодостью. Однако, это никогда не было стилем Вероники. Она всегда желала поверхностных выгод, не говоря уже о легкой добыче. Каму-то, как моя сестра будет намного труднее взять шабаш, это странное поведение.

Я бы никогда не подумала что способна на такое первобытное чувство, настолько отдаленное от разума, которым я обычно регулирую свои действия.

– Ну не совсем. Однако с инфернами дело обстоит вот как: они ненавидят все, что прежде любили.
Она замерла, не донеся вилку с салатом до рта.
– Они что?
– Ладно, давай предположим, что ты инферн. И до того, как заразиться, обожала шоколад. Паразит химически изменит твой мозг таким образом, что тебе станет невыносимо даже глядеть на «Поцелуйчики».  Типа, как киношные вампиры боятся креста.
– Черт, при чем тут все это?
– Это эволюционная стратегия – так инферны прячутся. Вот почему они живут под землей – чтобы убежать от любых признаков человечности и от солнца тоже. Большинство из них действительно боятся креста, потому что раньше были религиозны.
– Архив – в смысле, отдел, помогающий нам с расследованиями, – выяснил, что некоторые люди, жившие на твоем этаже, были фанатами Гарта Брукса. Ну, они и дали мне эту рубашку на случай столкновения в подземелье. Что и произошло.
Есть только одно логическое объяснение, зачем может существовать тайная правительственная организация охотников на вампиров: если на самом деле вы хотите, чтобы вампиры выжили.
Мор Юстиниана был первым случаем появления Черной смерти.
Полторы тысячи лет назад император Юстиниан только приступил к своему величайшему труду: восстановлению Римской империи. Он хотел воссоединить две ее половины и еще раз поставить мир под власть римлян.
Но едва началась его гигантская война, пришла Черная смерть. Она пронеслась по Восточному Средиземноморью, унося миллионы жизней. Тысячи мертвецов ежедневно в одной лишь византийской столице – Константинополе! Юстиниан вынужден был смотреть, как на глазах рушатся его мечты.
Странно, но историки не уверены, какого характера была эта Черная смерть. Бубонная чума? Сыпной тиф? Что то еще? Некоторые предполагают, что это был случайный набор болезней, вызванных одним доминирующим фактором: взрывным ростом популяции крыс, стимулируемым огромными запасами зерна римской армии.
Близко, но не совсем. Что бы ни дало ей толчок, следствия Черной смерти не вызывают сомнений: Римская империя наконец ушла в историю. Математика, литература и наука древних во многом оказались утрачены. На Европу опустилась мрачная эпоха Средневековья.
Или, как мы тогда говорили: «Человечество проиграло этот раунд».
У Черной смерти был далекий двойник.
В то самое время, когда в римском мире свирепствовал мор Юстиниана, исчезла огромная империя в Южной Америке, так называемая Наска. Храмы Наска внезапно оказались покинуты, города опустели. Историки до сих пор ломают головы над тем, почему такая большая и сложно организованная культура в тысячах миль от терзаемого мором Рима исчезла в тот же самый исторический момент.
Большинство людей и не слышали о Наска, настолько быстро исчезли и ее следы.
И только в 20 х годах двадцатого века люди обнаружили их самое выдающееся наследие. Самолеты, летающие над засушливой горной местностью в Перу, заметили огромные, нацарапанные на земле рисунки. Покрывая площадь четыреста квадратных миль, там были изображения многоногих созданий, огромных пауков и странных человеческих фигур. Археологи не знают, что означают эти рисунки. Изображения богов? Или демонов? Или они предназначены для того, чтобы о чем то рассказать?
На самом деле они предостерегают.
Часто отмечают, что, вырезанные в засушливой горной местности, где практически не бывает дождей и отсутствует эрозия, они были созданы на века. Поразительно, но даже спустя полторы тысячи лет они все еще видны.
Может быть, сейчас настало время разгадать их.
Наска – своеобразная археологическая культура, расцвет которой пришелся на промежуток между 300 г. н. э. и 800 г. н. э. Именно тогда были созданы знаменитые линии Наска, церемониальный город Кахуачи и впечатляющая система подземных акведуков, функционирующих и по сей день.

Для большинства людей Роща – это всего лишь центр Тафтского парка. Сам парк состоит из двух дюжин акров земли на окраине города и тянется от ратуши до Музея искусств. В центре его сохранилась полоса старого леса, который растет там буквально со времен первопроходцев.
Но для живущих в городе Талантов Роща стала источником сильного притока земной магии и одним из двух мест силы во всем штате. Там растут немногие оставшиеся на Среднем Западе зачарованные деревья оньи, и, как иногда обнаруживают шастающие по парку дети, Роща гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Таланты города приложили немало усилий, чтобы Рощу не трогали жаждущие приукрасить ее дизайнеры и работники парка.
Проблема в том, что, если кто то из тех, кто живет и не подозревает о самом существовании магии – а таких большинство, – увидит, как мы творим ритуал, у Купера возникнут крупные неприятности с властями. Некоторые – например, те фермеры, что наняли нас вызвать дождь, – знали о Талантах. Но они находились под действием заговора, который помогал им хранить секрет и не говорить с посторонними о магии. Еще в Средневековье во времена охоты на ведьм (когда погибло множество обычных женщин, а из практикующих черную магию почти никто не пострадал) старейшины Талантов решили, что чем меньше обычных людей знает о нашем мире, тем лучше.
Эротомансия очень помогала в работе с природными силами.
Мы съехали с шоссе на Броад стрит. По одной ее стороне возвышался собор Святого Иосифа, где благодаря близости к Роще случился не один десяток чудес; по другой – тянулась каменная стена, огораживающая парк. Ее поставили в шестидесятых годах, когда движение по дороге увеличилось и обитающие в Роще животные начали попадать под машины.
Открытая сторона парка выходила к ратуше, и только здесь он казался обычным городским парком. Там, на подстриженной лужайке в пол акра, росло несколько декоративных вишен, стояли столики для пикников и в окруженном металлическими скамейками пруду плавали золотые рыбки. Ряд зачарованных камней отгораживал лужайку от западного края Рощи. Чары на них лежали довольно легкие, но тем не менее они успешно удерживали обычных людей от походов в Рощу и напоминали обитателям Рощи, чтобы те не высовывались.
В том и есть суть убикмансии (от англ. ubiquity – вездесущность, повсеместность): магия во всем. Заклинателю остается только решить, какая магия, как ее использовать, и затем вплести в импровизированное заклинание, которое будет звучать как тарабарщина для всех, кто не понимает древних языков. В отличие от прочих магических наук, убикмансия редко требует прямого обращения к духам. Она опирается на инстинкт, импровизацию и воображение, которые помогают сфокусировать окружающую нас магическую энергию.
Некоторые думают, что при помощи убикмансии мы можем творить любое волшебство, и, хотя теоретически такое возможно, на практике все намного сложнее, особенно если что то пойдет не так. Надо не только подобрать правильные слова. Убикмансия похожа на пение: некоторые заклинания не сложнее «В траве сидел кузнечик», зато другие напоминают Богемскую рапсодию. Не многие певцы сумеют впервые и с ходу исполнить сложную арию на сцене, а если диапазон голоса не позволяет, они не смогут ее спеть никогда. И даже если певец обладает диапазоном и мастерством, способен импровизировать и петь с листа, случается, что слушатели закидывают его гнилыми помидорами… Как я и говорила, бывают сложности. Но порой нам везет.
Убикмансия прекрасно сочеталась с нетерпеливым, живи ради настоящего складом ума Купера. Те, кто презрительно относится к нашей отрасли, называют нас Болтунами; это прозвище так прижилось, что его используют даже те, кто с уважением относится к нашему искусству.
Самое главное, что необходимо хорошему Болтуну, – это магический талант. И Купер обладал им в избытке. Когда он был в ударе, то становился одним из лучших колдунов, каких мне доводилось видеть; мне очень повезло с учителем. К несчастью, в плохие дни он отдавался живущему в нем инстинкту саморазрушения и напивался до потери сознания. Но с тех пор как мы стали любовниками, он пьет гораздо меньше.
Иногда меня ужасно злили магический беспорядок убикмансии и благодушные ответы Купера «сама поймешь со временем». Иногда я жалела, что не начала изучать более логичный способ колдовства, например белую магию матушки Карен.
Но черт возьми, чокнутая магия Купера творила чудеса.

Духи говорили с нами только телепатически; как я уже сказала, они невидимы, но их присутствие можно почувствовать, ибо они обладают совершенно определенными личностными качествами. И наше семейство ведьм давало им самые разные имена.
Мы разделяли их, как делали это всегда колдуны, на добрых и злых; но нет никаких доказательств тому, что сами они чувствуют разницу между плохим и хорошим. Злые духи проявляли открытую враждебность к людям и любили устраивать злобные выходки, например кидаться камнями, усиливать ветер и много что еще в том же роде. Вселяются в людей в основном злые духи; те, что осаждают дома и называются полтергейстами, тоже попадают в эту категорию.
Добрые духи умели любить и в большинстве своем жаждали ответной любви. Редко они замышляли плохое по собственной инициативе. Они отвечали на вопросы о будущем; они рассказывали нам, что происходит в отдаленных местах, а для особенно могущественных ведьм, таких как мы с сестрой, кого добрые духи действительно любили, они исполняли свой самый великий и трудоемкий трюк: устраивали дождь.
Но из моих слов вы можете сделать вывод, что названия «добрые» и «злые» индивидуальны. Добрые духи полезны; злые – опасны и приносят множество неприятностей. Уделять внимание злым духам – допускать их близко к себе – значит заигрывать с бедой, потому что в конечном счете контролировать их не удастся.
Мы получали великое множество доказательств того, что так называемые злые духи завидовали нам, ибо мы обладали и духом, и плотью; мы могли получать наслаждение от материального и в то же время пользоваться духовным разумом. Скорее всего, у всех духов вызывает любопытство характерная для человека смесь плоти и духа – в этом корень их привязанности; но злых духов это угнетает; кажется, что злым духам хотелось бы познать наслаждения плоти; но они на это не способны. Добрые духи такой неудовлетворенности не выказывают.
Теперь что касается происхождения этих духов – они часто говорили нам, что существовали всегда. Они хвастались, что наблюдали за развитием человека из животных. Мы не понимали, что они подразумевают под подобными замечаниями. Мы считали, что они либо играют, либо просто лгут. Но теперь благодаря науке об эволюции человека становится очевидно, что духи были свидетелями этого развития. Что касается вопросов об их природе – как или кем они были созданы – на них они ни разу не ответили. Думаю, они не понимали, о чем мы спрашиваем. Такое впечатление, что эти вопросы их оскорбляли или даже слегка пугали, а быть может, они считали, что мы шутим.
Подозреваю, что в один прекрасный день природа этих духов получит научное объяснение. Подозреваю, что они представляют собой усложненное равновесие материи и энергии, как и все остальное в нашей вселенной, и не более волшебны, чем электричество, радиоволны, атомы или же телефонная связь – все то, что еще двести лет назад считалось сверхъестественным. Современная наука действительно помогла мне понять их лучше, чем любой другой философский инструмент. Но я инстинктивно придерживаюсь прежних понятий.
Мекаре утверждала, что иногда может их видеть – они обладают крошечным физическим ядром и огромным телом кружащейся энергии, которую она сравнивала с молниями и ветрами. Она говорила, что в море водятся существа, столь же экзотичные по организации, и существуют насекомые, напоминающие духов. Только по ночам могла она заметить их физические тела, и то не больше чем на секунду, причем, как правило, когда духи впадали в ярость.
По ее словам, их размеры громадны, но и сами духи утверждали то же самое. Они говорили нам, что мы и представить себе не можем, насколько они велики. Но они любили прихвастнуть, и потому, чтобы добраться до правды, из их заявлений приходилось постоянно отсеивать преувеличения.
Не остается сомнений в том, что они способны воздействовать на физический мир с невероятной силой. Как иначе полтергейсты могли бы двигать предметы? И как они бы могли сбивать вместе тучи, чтобы пролился дождь? Но несмотря на колоссальные затраты энергии, в реальности они могут добиться очень немногого. И в этом ключ к власти над ними. Тому, на что они способны, есть предел, и хорошая ведьма та, которая это отчетливо сознает.
Каков бы ни был их физический состав, эти существа явно не испытывают материальных потребностей. Они не стареют и не изменяются. Вот почему они ведут себя так по-детски эксцентрично. Они ни в чем не нуждаются, они парят в воздухе, не имея представления о времени, ибо у них нет физических причин им интересоваться, и делают то, что взбредет им в «голову». Они видят наш мир, они являются его частью, но не представляю себе, каким он им кажется.
Я также не знаю, почему их привлекают или интересуют ведьмы. Но в этом и состоит самое главное: они замечают ведьму, устремляются к ней, дают о себе знать, и если на них обращают внимание, то они чувствуют себя в высшей степени польщенными. Тогда они выполняют просьбы ведьмы, чтобы заслужить повышенное внимание, а в некоторых случаях и любовь.
По мере развития таких отношений ради любви ведьмы им приходится сосредоточивать свою энергию на различных заданиях. Это их утомляет, но одновременно приводит в восторг, потому что они видят, насколько большое впечатление произвели на людей.
Но представьте себе, как весело им слушать молитвы и пытаться ответить на них, собираться у алтарей и устраивать гром, когда свершаются жертвоприношения. Когда ясновидящий вызывает дух усопшего предка к его потомкам, они в возбуждении начинают болтать, притворяясь этим предком, хотя, конечно, им не являются; они телепатически изымают информацию из мыслей потомков, чтобы еще больше ввести их в заблуждение.
Конечно же, всем вам известна модель их поведения. В эти времена она ничем не отличается от той, какой была в нашу эпоху. Отличается только отношение людей к деяниям духов – и разница здесь кардинальная.
Когда в современном мире дух поселяется в доме и предсказывает будущее, используя голосовые связки пятилетнего ребенка, никто не верит в это, кроме очевидцев. Это не становится основой для религии.
Человечество словно бы получило иммунитет к подобным вещам; возможно, оно достигло более высокого уровня, на котором выходки духов больше его не одурманивают. И хотя религии сохраняются – старые религии, закрепившие свои позиции в более темные времена, – они быстро теряют свое влияние на образованных людей.
Призраки, естественно, тоже духи. Но, без сомнения, это духи тех, кто когда-то был человеком; в то время как те духи, о которых говорю я, людьми не были. Однако полной уверенности в этом быть не может. Очень старый земной призрак может и забыть, что он в свое время был живым; возможно, самые злобные духи – призраки, и поэтому они так изголодались по плотским утехам. Когда они вселяются в какого-нибудь несчастного, они начинают изрыгать непристойности. Плоть для них мерзка, и они хотели бы, чтобы мужчины и женщины считали эротические наслаждения и злобу в равной степени опасными и порочными.
Но дело в том, что, принимая во внимание склонность духов ко лжи, совершенно невозможно выяснить, почему они поступают так, а не иначе, если они сами уклоняются от ответа. Может быть, их одержимость эротикой – просто обрывки мыслей мужчин и женщин, которые всегда чувствовали себя виноватыми в подобных вещах.

...как знают все, кто когда-либо общался с духами, лучше им забыть о своих телах; только отказавшись от своего земного воплощения, могут они подняться на более высокий уровень.

Но мы же мертвы, да? Мы не выживем, если он умрет. Мы не едим, не пьем, если не считать крови, которой он требует, наши тела больше не исторгают из себя отходы, с той ужасной ночи мы не изменились ни в одной мелочи, мы больше не живые люди.

Он работает над твоим телом, трудится неустанно, как огонь над деревом, как черви над останками животного. Он продолжает работать, и это неизбежно, это продолжение слияния, вот почему его ранит солнце – он использует всю свою энергию, чтобы продолжать работу, и он не выносит солнечного света.

Ему нужны такие, как вы. Он хочет проникать в тела и создавать тех, кто будет пить кровь, как получилось с царем. Дух слишком велик, чтобы довольствоваться двумя небольшими телами. Жажда перестанет быть невыносимой лишь тогда, когда вы создадите тех, кто разделит с вами это бремя.

– Она думает, будто знает больше, нежели мы, – с грустью говорил он потом. – На самом деле она ничего не знает, иначе не играла бы с этим существом. В этом всегда кроется ошибка колдуний. Они воображают, что обладают полной властью над невидимыми силами, выполняющими их желания, тогда как, по правде говоря, это совсем не так. А что происходит с ее волей, совестью, устремлениями? До чего же это существо портит ее! Петир, оно действительно очень опасно.
– Скажи, Рёмер, а смог бы я вызвать подобного духа, если бы захотел? – спросил я.
– Заранее это неизвестно. Возможно, если бы ты постарался, то смог бы. Но скорее всего, вызвав его, ты не смог бы от него избавиться. Здесь то и кроется эта старая западня. Петир, я никогда не благословлю тебя на вызывание духов. Ты слышишь, что я говорю?

...следующие два часа мы готовили эликсиры. Собственно, готовятся они почти одинаково. Сначала тебе нужна основа, вещественный – обыкновенно жидкий – носитель. Затем – нечто для задействования чувств, затем – нечто для рассудка и, наконец, нечто для духа. Ровно восемь ингредиентов, разнящихся в зависимости от назначения эликсира и личности того, кто его готовит. За плечами (фигуральными, ибо в действительности ими и не пахло) у Боба имелось несколько веков опыта, так что он с легкостью вычислял наилучшие для того или иного чародея компоненты.
...
Эликсир бегства приготовлялся на основе из восьми унций дешевой колы. Мы добавили туда каплю машинного масла (для обоняния) и покрошили птичье перо (для осязания). Далее последовали три унции размолотого в муку кофе с шоколадным ароматизатором. Следующими ингредиентами стали неиспользованный автобусный билет (для рассудка) и маленькая цепочка (для сердца), которую пришлось порвать и покидать в смесь, не растворяя. Наконец, я развернул чистый носовой платок, в котором хранил как раз для таких случаев клочок глубокой тени, размешал ее в кипящей жидкости и высыпал туда же из стеклянной банки с притертой крышкой немного мышиных шорохов.
...
– Воняет кошмарно.
...
– Так и положено.
– А как он действует? На принципах сверхскорости, или это разновидность телепортации?
...
– И то, и другое понемногу. Выпьешь – и на несколько минут превратишься в ветер.
...
– Текила? – недоверчиво переспросил я. – Ты в этом уверен? Мне то казалось, что основой приворотного зелья должно служить шампанское.
– Шампанское, текила – какая разница? Главное, чтобы это понижало уровень ее сопротивляемости, – возразил Боб.
– М да. Боюсь, результат выйдет... э... жестче ожидаемого.
...
Текила так текила, – я достал бутылку, отмерил восемь унций и покосился на череп.
– Отлично. Теперь три унции черного шоколада.
...
Я поворчал, но мне уже не терпелось покончить со всем этим, так что я взвесил и добавил этот ингредиент. Потом проделал то же самое с каплей духов (недорогой имитацией моего любимого аромата), унцией мелко рубленых кружев и прощальным вздохом, хранившимся на дне стеклянного пузырька. Потом добавил в смесь немного свечного огня, после чего она приобрела нежно розовый оттенок.
...
Так, теперь нам не хватает пепла от страстной любовной записки.
...
– Страница сто семьдесят четвертая, абзац, начинающийся словами: «Ее молочно белые груди...» Нашел? Вырви страницу, сожги и добавь пепел в смесь.
...
– Какой у нас ингредиент для души?
...
– А теперь чайную ложку толченого алмаза, и дело в шляпе.
...
Ладно уж, порви полтинник на мелкие кусочки и насыпь туда.
...
– Деньги, – пояснил Боб, – по природе своей очень сексуальны.
...
Следующий этап требовал некоторых усилий. Смешав все необходимые ингредиенты, вы должны сообщить им достаточно энергии, чтобы привести их в действие. Собственно, в эликсире важны не столько физические составляющие, сколько их смысл, значение для того, кто этот эликсир готовит. Ну, и для того, кто будет им пользоваться.
Магическая энергия имеет уйму источников. Она может проистекать из чего то особенного (чаще всего из впечатляющего места вроде вулкана Сент Хеленс или Старого Служаки – знаменитого гейзера в Йеллоустоуне), или из искусственного сооружения, масштабом сопоставимого со Стоунхенджем, или из людей. Самая лучшая магия всегда истекает из людей. Порой это всего лишь чисто мысленное усилие, голая воля. Порой это чувства или эмоции. Все это вполне подходит в качестве топлива, чтобы разжечь, так сказать, магический огонь.
Так вот, чтобы разжечь этот огонь у меня в достатке имелось тревоги, в достатке раздражения и черт те знает сколько дурацкого упрямства. Я бормотал над эликсирами положенные фразы на квази латыни, ощущая на грани физических чувств нарастающее сопротивление. Я собрал всю свою тревогу, всю свою злость и все свое упрямство в большой комок и швырнул его в эту стену сопротивления, подкрепив силой и интонацией слов. И тут магия разом ушла из меня, оставив чувство зияющей пустоты.
...
Я присел на стул, сняв эликсиры с огня, чтобы они остыли. Силы совершенно оставили меня, и я чувствовал себя так, будто меня нагрузили тонной кирпичей. Когда смеси остыли, я разлил их по фляжкам, подписав каждую несмываемым магическим фломастером – как можно разборчивее. В том, что касается эликсиров, я предпочитаю избегать любой путаницы – после того случая с эликсирами невидимости и для ращения волос, когда я пытался отпустить хоть мало мальски приличную бороду.
– Мне дурно, – заявила она. – Не знаю, смогу ли я идти.
– Намешала эликсиры, – догадался я. – Такая реакция вполне возможна.
Всякое зелье имеет восемь составляющих. Перво наперво жидкая основа. Она свяжет и смешает остальные части. Еще пять компонентов символизируют органы чувств – слух, зрение, обоняние, осязание и вкус. Седьмой и восьмой компоненты представляют разум и дух.
составляющие эликсира бодрости: кусочек сдобного пончика для вкуса, петушиный крик для слуха, ароматное мыло для обоняния, лоскуток ткани для осязания и лучик закатного солнца для зрения. Покрошил кое что из старых покупок – реверанс в сторону разума – и добавил чуть чуть бодрой музыки для души.
«хамелеонский», мечту любого ниндзя. В воду посыпалась всякая мелочь: пластиковая обертка, кусочек чистого белого хлопка, капля дезодоранта, шелест ветра и листик салата. Завершили картину клочок бумаги и щепотка возвышенной музыки. Ммм, а запах…

Я не держу у себя зеркал. Слишком много всяких тварей могут использовать зеркала в качестве окон – или дверей.
Вещи, которые вы видите, научившись включать Внутреннее Зрение, могут оказаться ослепительно прекрасными, такими, что слезы на глаза наворачиваются – но могут оказаться и ужасными, такими, по сравнению с которыми даже худшие ночные кошмары кажутся милыми и безобидными. Видения прошлого, будущего, истинной природы вещей. Психические стрессы, беспокойные очертания, духи всех возможных и невозможных видов, бросающая в дрожь власть Небывальщины во всех ее ярких красках и тонких оттенках – все это попадает прямиком к вам в мозг. Незабываемо, нестираемо из памяти. Настоящему чародею нужно немного времени, чтобы научиться контролировать Внутреннее Зрение. Обыкновенно он держит его закрытым, пользуясь им лишь в особых случаях. В противном случае он сходит с ума через пару недель.
В конце концов, магия не ограничивается простым объемом энергии. Важную роль играет и концентрация. Чем лучше сфокусируешься на цели, тем эффективнее ты прикладываешь свою энергию в нужное время и в нужном месте. Ну, вроде как мастер древних китайских боевых искусств ломает древесный ствол голыми руками. Он ведь даже щенка над головой поднять не может, зато имеющуюся у него силу направляет, куда нужно – с оглушительным эффектом.
Объединили свою энергию и использовали ее разом
– Тринадцать, – поправил я ее. – Больше тринадцати не получается. Но я сомневаюсь, чтобы их было так много. Это чертовски сложно. Все в кругу должны полностью отдаться заклятью, не колебаться, не сомневаться... И при этом всецело доверять друг другу. Такого в обычной шайке не встретишь. Такое вообще происходит крайне редко – если, конечно, это не какая нибудь разновидность фанатизма. Религиозного или политического.
– Грозу, – повторил я. – Теоретически можно использовать в своих целях энергию грозы или других природных явлений. В качестве топлива для своих затей.
– Вы правы. Стоило бы, – убийства были куда более дерзкими и жестокими, чем позволял своим людям Марконе. Он мог устранять конкурентов, но смысла в том, чтобы делать это основным своим занятием, он не видел. И уж наверняка ему не было смысла убивать случайных свидетелей вроде Линды или Дженнифер Стентон. Это никак не помогло бы бизнесу.
Все во мне восставало против того, чтобы пользоваться энергией Сотворения как чудовищным кастетом! Магия – не просто еще один вид примитивной энергии вроде электричества или черного золота. Это великая, истинная сила Созидания самой жизни. Она беспредельна, и мощь ее живет внутри всякой вещи, в глубинах космоса и в человеческом сердце. Проявление магии в чистом виде так же отличается от моих неуклюжих заклинаний, как свежая родниковая вода от водопроводной. Суть одна, но качество разительное. Я словно неотесанный дикарь, которому попало в руки яйцо Фаберже, а он приспособил его для колки орехов. Да в первом лепете новорожденного магии куда больше, чем в яростном шторме, который вызывает искусный могущественный маг. И не слушайте глупцов, говорящих иное.
Магия исходит изнутри, из сокровенных тайников сердца. Она неотъемлемая часть тебя самого. И тебе не удастся сплести даже простенькое заклинание, если ты не поверишь всей душой в то, что делаешь.
А я не хотел верить, что в глубине меня есть место жажде убийства. Я не хотел думать о той части своей сущности, которая испытывает темную радость, когда с помощью магических чар творится беззаконие. Сила эта питается лютой ненавистью, злобой и похотью, эгоизмом, гордыней. Это магия Черная. Пользоваться ею легко и приятно.
Магия – та же сила. Она обретает форму в человеческих помыслах и чувствах. Главное – хорошее воображение. Помыслы определят форму, а слова помогут выделить эти помыслы. Вот почему чародеи свои заклинания произносят вслух. Словесная формула изолирует сознание заклинателя от обжигающего пламени магии. Если сплетать заклинание из привычных выражений, то разуму придется не сладко – ведь надо еще отделить слово от помысла. Вот когда с уважением вспоминаешь о мертвых языках и древних наречиях, в которых никто толком не разбирается. Многие чародеи пользуются либо заковыристыми словечками, либо вообще несут жуткую белиберду. В принципе разницы нет – заклятие все одно действует. Впрочем, с магической энергией вполне можно работать и напрямую. Без экстравагантной абракадабры. Если вы не боитесь за собственную крышу, разумеется.
Я измотан и ранен. Я чувствую, что предал сам себя, поддавшись Тьме, которой прежде сопротивлялся с таким упорством. Я говорю о поясе, о зачарованном Черной магией куске волчьей шкуры. Пустив в ход пояс, я не просто ошибся; я позволил воплотиться чистому Злу. Сила подобной мощи, причем Сила практически неуправляемая, подкрепленная абсолютным равнодушием к кому либо, кроме себя, любимого, и есть истинное Зло. Свершившись, оно полностью меня опустошило. Выжгло изнутри.
И все же я должен найти хотя бы малую крупицу и остановить кровопролитие. Остановить раз и навсегда.
Я искал эту крупицу в ледяной пустыне.
Источник магии – в человеческом сердце, в чувствах, в глубочайших проявлениях подлинной страсти. Черная магия рождается легко. Ее питают низменные эмоции – похоть, страх, злоба, а этого «добра» хоть отбавляй. К тому же низменные эмоции имеют милое свойство расти и множиться, поэтому для Черной магии «топлива» в избытке. Я заливал в бак нечто совершенно иное, до чего труднее добраться, сложнее удержать и почти невозможно сохранить, однако мой источник и совершеннее, и чище.
Моя магия – моя суть, вера, все, чем я дышу. Моя магия рождается от неизбывного желания видеть, что между людьми и Тьмой, стремящейся их поглотить, существует нерушимая преграда. Я черпаю магию в простых, если хотите, житейских вещах. В своей любви к отлично прожаренному бифштексу, в душевном волнении, которое появляется, когда смотришь хороший фильм или наслаждаешься прекрасной музыкой. Я черпаю магию в собственной жизни и в бессмертной надежде сделать чью нибудь жизнь лучше.

Большинство магических заклятий буквально пульсирует жизнью и светом, даже если их и используют с недобрыми целями. Магия вообще исходит из жизни, от энергии, заключенной в нашем мире, в людях, в их страстях и эмоциях.
Призраки – существа, обитающие в мире духов. Собственно, это образы и эмоции, оставленные личностью в момент ее смерти. Они отличаются от людей или разумных духов вроде тебя. Они не меняются, не растут – они просто есть  , выражая то, что чувствовали, когда умирали. Вроде несчастной Агаты Хэгглторн. Не повезло бедолаге.
Итак, призраки – существа потусторонние. В нормальном виде их не видно, однако при желании они могут создавать себе оболочку из эктоплазмы и объявляться в реальном мире – если они, конечно, достаточно сильны для этого. Но чаще их физическое присутствие едва ощущается – так, холодное пятно или дуновение ветерка, или чуть слышный звук.
Но делать они могут много чего. Они могут швыряться предметами и двигать мебель. Имеются документальные свидетельства того, как призраки наводили тень на солнце, устраивали небольшие землетрясения, и все такое – но такие случаи более чем редки. И потом, всякий раз это происходит с каким то умыслом, имеющим отношение к их, призраков, смерти.
Выходит, – продолжал я, – если кто либо, умирая, оставляет за собой особо сильные эмоции и переживания, то и дух его получается сильнее. И вреднее.
И тебе было бы гораздо сложнее заниматься в этом доме магией, если бы тебя не пригласили войти. Ступи через порог без приглашения – и изрядный кусок твоей силы останется за дверью.
Если этот Кошмар – призрак, как ты утверждаешь, порог удержал бы его не хуже каменной стены. И даже если бы он перешагнул его, у него не осталось бы сил на то, чтобы причинить смертному такие страдания.
Сопутствующая моему ремеслу способность выводить из строя любую более менее сложную технику, похоже, усиливается, когда я расстроен, зол или напуган.
По большей части магия – процесс не быстрый, но и не грязный. Штуки, которыми ты пользуешься, когда какая нибудь вредная тварь вот вот прыгнет тебе в лицо, называются заклятиями. Возможности их довольно ограничены, да и этого добиться не так то просто. Я более менее освоил всего пару таких, и как правило при этом мне требуется помощь искусственных усилителей энергии вроде магического жезла, чтобы не утратить контроль над заклятьем и не взорвать вместе со злобным монстром и себя самого.
По большей части магия – это концентрация и уйма тяжелого труда. Вот где я и впрямь могу отличиться – так это в томатургии. Томатургия – традиционная отрасль магии и заключается в установлении каналов магической связи между людьми или предметами, с помощью которых ты можешь, прикладывая энергию так или этак, получить желаемый эффект. С помощью томатургии можно добиться очень многого – при условии, конечно, что у тебя в достатке времени для точного расчета и еще больше времени на сам ритуал, не говоря уже о необходимых символических предметах и наличии магического круга.
Бегущая вода притягивает магическую энергию. Порождения Небывальщины, потусторонние тела не могут перейти ее, не утратив при этом энергии, необходимой им в нашем мире для сохранения телесной оболочки. Вот он, ответ.
Производить магические манипуляции непосредственно с человеческим телом сложно. Чертовски сложно. Повелевать энергией, как, скажем, делал я с помощью своего талисмана, или элементарными стихиями вроде огня или ветра – сущая ерунда по сравнению с тем, что требуется, чтобы хотя бы поменять кому то цвет волос – тем более, чтобы заставить клетки по обе стороны травмы срастись.
Магия во многом схожа с лингвистикой; суть ее составляет правильное сочетание вещей друг с другом, поиск связей между ними, между идеями и понятиями. Выявив эти связи, вы можете направить в них энергию, заставив тем самым что нибудь произойти. Именно это мы называем томатургией – создание связей между большим и малым. Тогда, если что нибудь происходит в малом масштабе, это же случится и в большом. Куклы вуду – типичный пример такой связи.
Но имитация вроде куклы вуду – не единственный способ установить связь. Чародей может использовать для этого обрезки ногтей, или волосы, или кровь – если она более менее свежая, или любую другую часть тела.
Или же можно использовать имя. Точнее, Имя.
Имена обладают властью. Любое Имя говорит что то о своем владельце, сознает он сам это или нет. Чародей может использовать это Имя, чтобы установить связь с кем то. Впрочем, с людьми это не так то просто. Самосознание человека все время меняется, развивается, так что если вам и удастся заставить кого то произнести вам свое полное, истинное имя, а потом вы попытаетесь установить связь с этим человеком, и если он при этом находится в совершенно другом настроении, или если он пережил какое то событие, в корне поменявшее его отношение к себе, имя может и не сработать. Чародей может узнать чье то имя только из уст его обладателя, но, если он не использует его достаточно быстро, оно может устареть.
Совсем другое дело демоны. Демоны – не люди. У них нет души и связанных с этим проблем, и их нимало не заботит всякая ерунда вроде добра и зла, правильного или неправильного. Демоны просто существуют, и все. Если демон вознамерится вцепиться тебе в морду, он вцепится в нее при первом же удобном случае, будь это сегодня, завтра или через тысячу лет.
Эта их черта почти приятна – и уж во всяком случае делает их уязвимыми. Стоит вам узнать Имя демона, и вы можете выцепить его всегда, когда захотите. Я знал имя Азорфрагала. Даже хотя он превратился теперь в духа, он никак не мог не откликнуться на свое Имя – хотя бы на воспоминание о нем.

Смертные – все, и даже чародеи – существуют в виде точек в потоке времени. Или, если смотреть на время как на реку, вы или я подобны мелкой гальке. Мы существуем в одной точке времени – ну, разве что течение передвигает нас немного туда сюда. Духи совершенно не обязательно существуют по этому принципу. Некоторые можно сравнить не столько с камнем, сколько с длинной нитью: их существование тянется вверх и вниз по течению, так что и реки они видят побольше, чем какой то там камень.
Примерно таков принцип, по которому оракулы знают будущее или прошлое. Просто они живут и там, и там – в то самое время, когда доносят до вас свои загадочные послания. По этой же самой причине они, как правило, ограничиваются короткими предостережениями, или мистическими снами, или шутливыми намеками, или как там они еще их выдают. Ведь если они скажут слишком много, это может изменить будущее – то самое будущее, в котором они уже живут. В общем, советовать им приходится осторожно, в четверть силы.
Для приготовления любого эликсира требуется в первую очередь жидкая основа, к которой добавляются другие ингредиенты, имеющие целью направить заложенную в эликсир магию на достижение требуемого эффекта. По одному ингредиенту на каждое из пяти чувств и еще по одному на дух и разум.
Что вампиры, что чародеи – да и все остальные в нашем причудливом сверхъестественном сообществе на многовековом опыте усвоили: простые смертные при всей своей незамысловатости являются едва ли не самой опасной силой на планете, и для здоровья и благополучия полезнее не открывать им своей сущности.
Впрочем, и сами простые смертные почти во все времена делали все, что в их силах, чтобы не замечать сверхъестественного, так что все выходило к обоюдному удовольствию.
Любому, входящему в мою дверь, пришлось бы иметь дело с порогом – аурой защитной энергии, окружающей любой дом. У большинства сверхъестественных существ возникают с этим сложности.
Затем входящему пришлось бы справляться с моими оберегами – барьерами геометрически организованной энергии, блокирующей любую попытку враждебного проникновения, возвращая всякое усилие источнику. Легкий, осторожный толчок отзывается аналогичным легким толчком тому, кто пытается войти. Зато резкий или сильный толчок со стороны нападающего способен сбить с ног его самого.
Я осторожно протянул к ней свои чувства. Воздух вокруг нее негромко гудел от энергии – не совсем такой, какую ощущаешь обыкновенно вокруг чародея, но никак не слабее; тихое, угрожающее жужжание, какое слышишь, стоя под высоковольтными проводами.
Конструкты. Видите ли, с рассветом практически весь магический мир сходит на нет. Большая часть заклятий не вьщерживает и одного рассвета. А уж чтобы они продержались два или три, надо очень сильно постараться.

– Зачем вам для этого я? – Машин на улицах было мало, но время от времени проблески фар встречного автомобиля окружали нас призрачным светом. – Вы в миллион раз сильнее меня. Я не умею и малой доли того, что умеете вы.
– Сила – это одно, – заметила мисс Тервиллингер. – Но тут действуют и другие факторы и ограничения. Я не могу воспользоваться данным конкретным заклинанием.

– Сядьте и устройтесь поудобнее. На вас есть какой либо металл? Его нужно снять.
Меня передернуло, поскольку мисс Тервиллингер вывернула мне на голову полную чашу засушенных листьев и цветов.
– Розмарин, – сухо сообщила преподавательница. – Иссоп. Анис. Не делай этого! – Я протянула было руку, чтобы стряхнуть листья с волос. – Они понадобятся тебе для заклинания.
Заклинание, применить которое могу только я. Кстати, почему я?
– Потому что его должна применять девственница.
– Это чары поиска? Но почему бы нам не воспользоваться тем заклинанием, которое я уже применяла?
– То заклинание можно применить лишь в отношении того, кого ты знаешь, – объяснила преподавательница. – А это поможет тебе найти того, с кем ты никогда не встречалась.
– А как я узнаю, кого искать?
Мисс Тервиллингер вручила мне фотографию.
Она извлекла из своего бездонного рюкзака небольшую книжицу в кожаном переплете и открыла ее на заложенной странице. Прищурившись, я разглядела начертанные от руки слова на латыни, описывающие зеркало и ту смесь трав, которую мисс Тервиллингер на меня вывалила. Следом шли инструкции по применению заклинания. К счастью, никакого кровопускания.
– Что то оно слишком просто выглядит, – с подозрением произнесла я. Обычно заклинания, которые производились в пару этапов и содержали минимум компонентов, требовали множества ментальной энергии. В прошлый раз при применении заклинания поиска я потеряла сознание.
Мисс Тервиллингер, угадав мои мысли, кивнула.
– Для него требуется сосредоточиться. Сильнее, чем для предыдущего. Но, как бы тебе ни было неприятно это слышать, твои силы возросли достаточно, и тебе будет легче справиться с ним, чем в прошлый раз.
Набрав побольше воздуху, я прочла вслух заклятие из книги, а потом разместила фотографию в середине зеркала. Повторила заклинание и передвинула фотографию. Подавшись вперед, я смотрела на блестящую поверхность, стараясь очистить разум и позволить себе стать единым целым с этой тьмой и лунным светом. Энергия с гудением потекла сквозь меня куда скорее, чем я ожидала. Однако в зеркале ничего не изменилось. Из него на меня смотрело лишь мое собственное отражение. Скудное освещение сделало тусклыми мои светлые волосы, выглядящие ужасно, как из за того, что меня выдернули из сна, так и из за застрявших в прядях засушенных листьев.
Энергия продолжала накапливаться во мне, на удивление теплая и бодрящая. Я закрыла глаза и погрузилась в нее. Казалось, будто я плыву в лунном свете – будто я и есть лунный свет. Я могла оставаться в этом состоянии вечно.
– Ты что нибудь видишь?
Голос мисс Тервиллингер был нежеланным вмешательством в мой блаженный транс, но я послушно открыла глаза и посмотрела в зеркало. Мое отражение исчезло. Вместо него появилось здание, перед которым висел серебристо серый туман, но я знала, что туман не материален. Это созданный магией ментальный барьер, не позволяющий мне увидеть прячущуюся за ним картину. Напрягая волю, я мысленно устремилась за этот барьер, и через несколько мгновений туман рассеялся.
– Я вижу здание. – Мой голос странно прозвучал в ночи. – Старый викторианский дом. Темно красный, с традиционным крытым крыльцом. Перед ним растут кусты гортензии. Еще там какая то вывеска, но я не могу ее прочитать.
– Ты можешь сказать, где находится этот дом? – Голос моей преподавательницы доносился словно бы издалека. – Оглядись вокруг.
Я попыталась отступить и расширить поле зрения. На это потребовалось несколько секунд, но постепенно картина изменилась, как будто я смотрела некий фильм: я увидела вокруг другие дома, все в викторианском стиле, с широким крыльцом и вьющимися лозами. Это был прекрасный, безукоризненный кусочек истории, помещенный в современный мир.
– Ничего определенного, – сообщила я. – Просто необычно старомодная жилая улица.
– Продолжай. Увеличь картинку.
Я выполнила указание преподавательницы – будто взмыла в небо и посмотрела на окрестности сверху вниз, как парящая в вышине птица. Дома тянулись дальше, постепенно сменяясь промышленными и торговыми районами. Я продолжала двигаться. Учреждения размещались все компактнее. Между ними вились все новые улицы. Здания становились все выше и выше и постепенно сложились в знакомые силуэты на линии горизонта.
– Лос Анджелес, – сказала я. – Этот дом расположен на окраине Лос Анджелеса.
Я услышала резкий вдох, а за ним последовало:
– Благодарю вас, мисс Мельбурн. Этого достаточно.
Внезапно кто то взмахнул рукой у меня перед глазами, и изображение города разбилось вдребезги. Я больше не плыла в небе, больше не была создана из света. Я рухнула обратно в реальность, вниз, в каменистую пустыню и свою слишком плотную пижаму. Мисс Тервиллингер вручила мне термос с апельсиновым соком, и я жадно выпила его. Когда питательные вещества всосались в кровь и придали мне сил, я почувствовала себя немного лучше. Интенсивная магия очень понижает уровень сахара в крови.

Я запомнила заклинание еще тогда, когда мы применили его вместе с мисс Тервиллингер. Но все же нервничала из за необходимости действовать в одиночку, особенно если учесть, насколько отвлекающей была обстановка. Трудно сосредоточиться в должной степени, когда стоишь на коленях в снегу. Потом я подумала про Стэнтон и про ложь, которую мне скармливали алхимики. Во мне вспыхнул гнев и вызвал тепло иного рода. Глядя на фотографию Маркуса, я воспользовалась этим теплом, дабы направить свои мысли. Маркус был ровесником Адриана, блондином с волосами по плечи, с задумчивым взглядом голубых глаз. Татуировка на щеке представляла собою переплетение индиговых полумесяцев. Постепенно мне удалось погрузиться в заклинание.
Зеркало превратилось в изображение города, и я ощутила ту же самую эйфорию. На этот раз никакой туман мне не препятствовал. Вероятно, потому, что Маркус не обладал защитной магией, которую использовала сестра мисс Тервиллингер. Открывшееся передо мной помещение выглядело, как очень скромное жилище студента. Матрас, лежащий на полу, дряхлый телевизор в углу. Я огляделась в поисках приметных черт, но не увидела ничего. В конце концов зацепкой послужило единственное в комнате окно. Снаружи, в некотором отдалении, виднелось здание в испанском стиле, напоминающее не то церковь, не то монастырь. У него были оштукатуренные белые стены и башенки под красной черепицей. Я попыталась приглядеться получше, подлететь к этому зданию, как я делала в другом заклинании, но внезапно ощутила, как пенсильванский холод просачивается в меня. Картина рассыпалась, и я снова оказалась стоящей на коленях посреди пустого участка.
Я встала и почувствовала, что голова кружится, но на ногах все таки удержалась. Адриан стоял наготове и ждал, не потребуется ли меня подхватить, если я вдруг рухну.
– Вроде ничего. Только головокружение небольшое, уровень сахара в крови упал. – Я осторожно подобрала зеркало и сумку. – Надо было попросить тебя прихватить еще и апельсиновый сок.

Преподавательница жила в небольшом одноэтажном доме, смахивающем то ли на магазин для последователей нью эйдж, то ли на кошачий приют. От здешнего хаоса у меня просто зубы свело. Книги заклинаний, благовония, статуэтки, кристаллы и прочие магические предметы грудами валялись в каждой комнате. Лишь в кабинете, куда меня провела мисс Тервиллингер, царил порядок – даже в моем понимании. Все было чисто и строго организовано, вплоть до ярлычков и расстановки книг в алфавитном порядке. Посреди комнаты стоял большой рабочий стол, совершенно пустой, если не считать лежащего на нем потрясающего украшения, которого я никогда прежде не видела – цепочка сложного, замысловатого плетения, а подвеской служил темно красный кабошон в ажурной оправе.
– Это гранат? – поинтересовалась я.
– И очень хороший, – ответила мисс Тервиллингер, беря ожерелье в руки. От сияния свечей камень заблестел и заискрился.
– Он очарователен, – похвалила я подвеску.
Мисс Тервиллингер вручила украшение мне.
– Это тебе.
Я неуверенно попятилась.
– Как мне? Я… то есть спасибо большое, но я не могу принять такой подарок.
– Это не подарок! – отрезала преподавательница. – Это необходимость! Вещь, которая может спасти тебе жизнь. Бери и надевай!
Но я не желала к нему прикасаться.
– Оно волшебное?
– Да! – рявкнула мисс Тервиллингер. – И не смотри на меня так! Оно ничем не отличается от прочих амулетов, которые ты себе делала!
– Кроме того, что его сделали вы… – Я вгляделась в глубины кроваво красного камня и судорожно сглотнула. – Он явно куда более мощный, чем все то, что могла бы создать я.
– В том то и суть! Бери же! – Мисс Тервиллингер сунула украшение мне под самый нос, подвеска, качнувшись, чуть не ударила меня по лицу.
Собравшись с духом, я протянула руку и взяла амулет. Ничего не произошло. Ни дыма, ни искр. Ни жгучей боли. Под выжидающим взглядом преподавательницы я застегнула цепочку, и подвеска легла рядом с моим крестиком.
Мисс Тервиллингер вздохнула и заметно расслабилась.
– Получилось!
– Что? – переспросила я. Хотя я не ощущала в подвеске ничего особенного, она казалась мне тяжелой.
– Оно маскирует твои магические способности, – объяснила мисс Тервиллингер. – Теперь никто при встрече не опознает в тебе пользователя чар.
– Я не пользователь чар! – отрезала я. – Я – алхимик!
По губам мисс Тервиллингер скользнула едва заметная улыбка.
– Конечно, ты пользователь – тот, кто использует магию. И для достаточно сильного волшебника это будет очевидно. Магия наложила отпечаток на твою кровь, а та проникает во все уголки тела.
– Что?! – Даже если бы мисс Тервиллингер сообщила, что я только что заразилась смертельной болезнью, я и то была бы потрясена меньше. – Вы мне никогда прежде этого не говорили!
– Это было неважно, – отозвалась преподавательница, пожав плечами. – До сих пор. Мне нужно укрыть тебя. Не снимай эту подвеску. Никогда.

– Ее зовут Вероника. Она на десять лет старше меня, а выглядит вдвое моложе, как ты, несомненно, заметила. Создать иллюзию несложно. Если бы я хотела выглядеть молодой и красивой, мне это было бы нетрудно. Ключевое слово тут «выглядеть». Но Вероника… Она на самом деле сумела сделать свое тело молодым и полным сил. Это сложная, тайная магия. Нельзя противостоять возрасту, ничем для этого не пожертвовав.
– Или, в данном случае, никем.

Жертвоприношение. Само это слово будто отравило воздух. Мисс Тервиллингер встала, подошла к полке и взяла оттуда газетную вырезку. Молча вручила ее мне. Это была недавняя статья, напечатанная три дня назад, и речь в ней шла о девятнадцатилетней студентке Калифорнийского университета, которую нашли в комнате общежития в коматозном состоянии. Никто не знал, чем это состояние вызвано. В настоящий момент девушка находилась в больнице, и было совершенно непонятно, когда она выйдет из комы и выйдет ли вообще.
– Что это? – спросила я, хоть и не была уверена, что взаправду хочу знать ответ на этот вопрос.
Я внимательнее просмотрела вырезку. Там имелась фотография. Сперва я удивилась: зачем газете понадобилось фото спящей старухи? А потом, прочитав мелкий шрифт, я узнала, что у девушки в коме проявились необъяснимые симптомы – седина в волосах и сухая, морщинистая кожа. В данный момент врачи пытались выяснить, не послужила ли тому причиной какая нибудь редкая болезнь. У меня все сжалось внутри. Я не верила собственным глазам. Это выглядело ужасно, и я поспешила отвести глаза.
И тут до меня вдруг дошло. Вероника не резала свои жертвы ножом на каменном алтаре. Она применяла какую то извращенную магию, магию, противоречащую законам природы, и вгоняла девушек в это ужасное состояние. У меня заныло под ложечкой, и я ухватилась за стол, чтобы не упасть.
– Эта девушка – одна из жертв Вероники, – подтвердила мою догадку мисс Тервиллингер. – Так она поддерживает свою молодость и красоту – отнимая их у других. Когда я прочла эту заметку, я подумала… почти понадеялась, что это дело рук какого то другого чародея. Не то чтобы я вообще хотела чего то подобного… Твое заклинание поиска подтвердило, что Вероника действительно находится в том районе. А значит, разбираться с ней должна я.

– Но я тут при чем, мэм? Я уже выяснила, где она находится. Почему мне грозит опасность?
– Сидни, – произнесла мисс Тервиллингер, как то странно глядя на меня. – Юных женщин с твоими задатками немного. Кроме молодости и красоты, Вероника выпивает еще и чужую магию и пользуется ею, чтобы стать сильнее. Ты, моя дорогая, просто лакомый кусочек для нее.

Я никогда не слышала, чтобы какая нибудь из ее жертв пришла в себя. Это заклинание требуется подновлять раз в несколько лет, и тогда Веронике нужно найти пять жертв в течение месяца. Она уже однажды проделала это, и тогда она застала меня врасплох. На этот раз мы начеку. Подобная судьба может постичь еще четверых. Ты этого хочешь?

Но я никогда не рассказывала тебе, каким образом пользователи магии ощущают присутствие друг друга.
– Необученные пользователи магии воспринимаются не так, как более искушенные, – сообщила мисс Тервиллингер. – В магии, окружающей тебя, ощущается некая дикость. Опытной ведьме нетрудно уловить ее. Мой ковен разыскивает новичков, однако их имена держатся в строгом секрете. У Вероники нет доступа к этим спискам, но есть заклинания, при помощи которых она может ощутить дикую магию неподалеку от себя. Вероятно, именно так она и отыскала эту несчастную. – Ведьма кивком указала на вырезку.
– Когда она поглощает жертву, – продолжала тем временем преподавательница, – она получает вброс этой дикой магии. Он быстро угасает, но пока он при ней, ее способность отыскать другую необученную жертву ненадолго возрастает. Чем больше жертв она найдет, тем сильнее станет эта способность. И существует вероятность, – мрачно добавила мисс Тервиллингер, – что ее окажется достаточно, чтобы прорваться за защиту амулета. Я не знаю. – Она развела руками.
– Так вы говорите… с каждой жертвой, на которую она нападает, увеличиваются шансы на то, что она доберется до меня?
– Да.

Мисс Тервиллингер достала небольшой бархатный мешочек и вытряхнула его содержимое на стол. Из мешочка выпало несколько небольших агатов. – Это амулеты, обладающие способностью маскировать магию. Не такие сильные, как твое ожерелье – на создание такого же потребовалось бы слишком много времени. Но хорошее подручное средство, которое, возможно, спасет жизнь кому нибудь из девушек.

Извлекла из сумки один из амулетов, ожерелье из агата и перьев ворона, надела его и нараспев прочитала заклинание на греческом. Тепло магии потекло сквозь меня, но явных результатов я не увидела. Теоретически я должна была стать невидимой для тех, кто не знал, где именно меня выискивать. Но произошло ли это на самом деле, я сказать не могла. Полагаю, я это выясню, если кто нибудь подойдет и потребует ответа: а чего это я лезу в квартиру по пожарной лестнице?

Я применила первое же заклинание, которое пришло мне на ум, простенькое заклинание, создающее яркую, но безвредную вспышку разноцветного света. Как я и надеялась, переливы яркого света напугали далекого от магии человека, каким была Венди. Она забилась в дальний угол и, к счастью, не стала прыскать из баллончика.

Кофеин и магия не сочетаются.

Как только кошки отвлеклись на еду, мы с мисс Тервиллингер прошли в ее в рабочий кабинет. Тут я мало что могла делать, разве только наблюдать. Магия часто требует, чтобы заклинание исполнялось единолично. Я помогала немного, но очень немного. Мне прежде доводилось пару разу видеть, как мисс Тервиллингер применяла быстрые заклинания, но за работой такого масштаба я ее не видела. Тут же, ясное дело, требовалось мастерство наивысшего уровня. У мисс Тервиллингер не было ничего, что связывало бы ее с Вероникой, ни волоска, ни фотографии. Заклинание требовало от ведьмы использовать мысленный образ разыскиваемого. Прочие компоненты, травы и масла, помогали усилить магию, но по большей части трудиться предстояло самой мисс Тервиллингер. Вид ее приготовлений пробудил во мне смешанные чувства. В первую очередь, конечно, боязнь. Но при этом я не могла оторвать глаз от того, как колдунья столь высокого уровня готовит заклинание.
Когда все было готово, мисс Тервиллингер произнесла магическую формулу, и я чуть не ахнула – такая сила затопила комнату. Я никогда не ощущала ничего подобного, и чуть не рухнула от высвободившейся мощи. Мисс Тервиллингер смотрела куда то вверх. Через несколько долгих мгновений в воздухе возникла светящаяся точка. Она росла и росла, превращаясь в ровный мерцающий диск, эдакое зеркало. Я шагнула в сторону, в глубине души испугавшись, что диск продолжит расширяться и поглотит всю комнату. Но вскоре он перестал расти. Напряженное молчание окутало нас. Мисс Тервиллингер уставилась на сияющую поверхность диска. Минуту спустя овал начал съеживаться и съеживался, пока не исчез. Ведьма устало поникла и ухватилась за край стола, чтобы не упасть. Ее бросило в пот, и я вручила ей заранее приготовленный апельсиновый сок.

Я кивнула. Знакомо. Быть алхимиком – значит выполнять самые разные роли. Иногда ты уничтожаешь трупы стригоев, а иногда варишь кофе должностному лицу. Все это – части большого дела.

Алхимики всегда по уши в тайнах. Хотя большинство происходящих с нами событий усердно фиксируется, есть и такое, что наши вожди желают скрыть от остальных. Разумеется, для всеобщего блага.

стервятников. – Ты принесла то, что я просила?
– Да, мэм. – Я присела и принялась копаться в сумке. Там лежала книга заклинаний и некоторые травяные и жидкие смеси, составленные по ее указаниям.
– Достань материал для огненного шара, – распорядилась мисс Тервиллингер.
Глаза Адриана округлились.
– Вы сказали «огненный шар»? Охренеть!
– Ты же постоянно видел огонь, – напомнила ему я. – У мороев, которые им владеют.
– Ну да, но я никогда не видал, чтобы такие вещи делали люди. И не видел, чтобы это делала ты.
Лучше бы он не выглядел таким потрясенным – это напомнило мне о серьезности того, чем мы собрались заняться. Мне было бы проще, если бы Адриан вел себя так, словно не видит в этом ничего особенного. Но это заклинание действительно было особенным.
Я однажды пустила в ход заклинание, для которого потребовалось бросить скрупулезно сделанный амулет и произнести слова, от которого тот вспыхнул. Но у него был значительный физический компонент. А это заклинание относилось к ментальным, и огонь вызывался буквально таки из воздуха.
Материал, о котором упомянула мисс Тервиллингер, представлял собой небольшой мешочек с кулиской, наполненный пеплом коры тиса. Она взяла у меня мешочек, изучила его содержимое и одобрительно пробормотала:
– Да да, очень хорошо. Отличная консистенция. Ты жгла его ровно нужное количество времени. – Она вернула мне мешочек. – В конечном итоге он тебе больше не понадобится. Именно поэтому это заклинание такое мощное. Его можно применить очень быстро, с минимальной подготовкой. Но тебе придется попрактиковаться, прежде чем ты это сумеешь.
Я кивнула и попыталась думать как ученик. Пока что все, что говорила мисс Тервиллингер, не отличалось от того, что было написано в книге. Если считать происходящее упражнениями на уроке, это устрашает куда меньше. Вовсе даже и не страшно.
Мисс Тервиллингер склонила голову набок и посмотрела за меня.
– Адриан! Вам, пожалуй, лучше отойти. И подальше.
Ну ладно, немного страшно.
Адриан повиновался и отошел. За себя мисс Тервиллингер, видимо, не волновалась, потому что осталась стоять в нескольких футах от меня.
– Приступим, – скомандовала она. – Используй пепел и подними руку.
Я запустила руку в мешочек и коснулась пепла большим и указательным пальцем. Потом я слегка потерла его между пальцами, так, что в результате ладонь покрылась мелким серым пеплом. Я положила мешочек и протянула руку вперед, ладонью вверх. Я знала, что дальше, но ждала указаний преподавательницы.
– Воспользуйся своей магией, чтобы вызвать огонь из пепла. Никаких магических формул – только твоя воля.
Магия хлынула сквозь меня. Призыв стихии из мира немного напомнил мне о том, что делали морои. Странное чувство. Поначалу в воздухе над моей ладонью возникло красноватое мерцание. Оно постепенно росло и достигло размера теннисного мячика. Магия во мне достигла пика. Я задержала дыхание, едва веря в то, что я только что сделала. Язычки пламени извивались и сплетались, и, хотя я чувствовала их жар, они не обжигали меня.
Мисс Тервиллингер проворчала со смесью удовольствия и удивления:
– Замечательно. Я иногда забываю, насколько ты одарена. Он всего лишь красный, но что то мне подсказывает, что пройдет немного времени, прежде чем ты сможешь вызывать голубое пламя без пепла. Призывать стихии из воздуха легче, чем пытаться превращать одну субстанцию в другую.
Я смотрела на огненный шар, как зачарованная, но вскоре поняла, что устала. Язычки огня затрепетали, съежились, а затем и погасли.
– Чем скорее ты избавляешься от него, тем лучше, – сказала мисс Тервиллингер. – Иначе ты будешь просто расходовать собственную энергию, пытаясь поддержать его. Лучше всего бросить шар в противника и быстро вызвать другой. Попробуй еще раз, и на этот раз брось его.
Я снова вызвала огонь и ощутила легкое удовлетворение, увидев, что теперь в пламени пробивается оранжевый оттенок. Я еще с первых уроков химии запомнила, что чем светлее пламя, тем оно жарче. Однако, похоже, до того, чтобы в любой момент вызвать голубое пламя, еще далеко.
Кстати, насчет – далеко… я швырнула огненный шар.
Ну, то есть попыталась. Но когда я попробовала бросить его в сторону проплешины на земле, я утратила над ним контроль. Шар рассыпался, огоньки исчезли в дыму, а дым унес ветер.
– Это трудно, – сказала я, хоть и понимала, как жалко это звучит. – Пытаться удержать его и при этом кинуть как обычный предмет. Надо это сделать, продолжая контролировать магию.
– Именно! – Мисс Тервиллингер явно осталась очень довольна. – Для этого мы и практикуемся.
К счастью, мне потребовалось не так много попыток, прежде чем я осознала, как все это работает. Когда я, наконец, успешно запустила шар и попала ровно в тот камень, в который целилась, Адриан радостно заулюлюкал. Я победно взглянула на мисс Тервиллингер и стала ждать указаний, к какому заклинанию мы перейдем теперь. К моему удивлению, бросок произвел на нее вовсе не такое сильное впечатление, как я ожидала.
– Еще раз, – велела она.
– Но у меня же получилось! – запротестовала я. – Давайте попробуем что нибудь другое! Я читала в другом разделе…
– Нечего тебе пока там делать, – проворчала мисс Тервиллингер. – Ты думаешь, это утомительно? От более сложных заклинаний ты свалишься в обморок. Ну же! – Она указала на каменистую почву. – Еще раз!
Мне хотелось сказать, что для меня это невозможно – не читать учебник наперед. Я делала так всегда, со всеми предметами. Но что то мне подсказывало, что здесь не самое лучшее место, чтобы поднимать этот вопрос.
Мисс Тервиллингер заставила меня повторять заклинание раз за разом. Когда она убедилась, что я контролирую шар, она велела мне наращивать температуру пламени. Наконец мне удалось добиться желтого пламени, но дальше этого дело не двинулось. Потом мне пришлось отрабатывать применение этого же заклинания без пепла. Когда я одолела эту веху, мы снова вернулись к броскам. Мисс Тервиллингер подбирала цели, а я с легкостью поражала их.
– Совсем как в скиболе, – пробормотала я. – Легко и скучно.
– Да, – согласилась мисс Тервиллингер. – Попадать в неодушевленные предметы легко. А в движущиеся мишени? В живые мишени? Хорошо, переходим к этому этапу.
Я была так потрясена, что утратила контроль, и огненный шар, который я держала, исчез.
– В каком смысле? – Если мисс Тервиллингер думает, что я стану кидаться огненными шарами в птиц или грызунов, ее ожидает жестокое разочарование. Я не собираюсь сжигать живые существа. – Во что я должна целиться?
Мисс Тервиллингер подвинула очки повыше и отошла на несколько шагов.
– В меня.
Я ждала объяснений, но их не последовало. Я оглянулась на Адриана в надежде, что, может, он прольет какой то свет на происходящее, но он был изумлен не меньше моего. Я повернулась обратно к обожженному пятачку, куда приземлялись прежние огненные шары.
– Мисс Тервиллингер, вы не можете требовать, чтобы я бросала в вас.
Ее губ коснулась легкая улыбка.
– Еще как могу, уверяю тебя. Давай же. Ты не причинишь мне вреда.
Я несколько секунд размышляла, как бы сформулировать следующую фразу.
– Я очень хорошо бросаю мячи, мэм. Я могу в вас попасть.
Ответом мне был смех.
– Попасть – да. Причинить вред – нет. Давай же, бросай. Время истекает.
Не знаю, сколько именно времени прошло, но солнце определенно спустилось пониже. Я посмотрела на Адриана, безмолвно прося помочь мне справиться с этим безумием. Он в ответ лишь пожал плечами.
– Ты свидетель, – сказала я ему. – Ты слышал, как она велела это сделать.
Адриан кивнул.
– Ты ни в чем не повинна.
Я вздохнула поглубже, и вызвала следующий огненный шар. Я так вымоталась, что он сперва получился красным, и мне пришлось потрудиться, чтобы разогреть его. Потом я посмотрела на мисс Тервиллингер и собралась с духом для броска. Это оказалось труднее, чем я ожидала, – и не только потому, что я боялась навредить ей. Чтобы бросать что то в землю, можно практически не думать. Целься, да и все. Но когда стоишь перед человеком, видишь его глаза, видишь, как поднимается и опускается грудь… да, мисс Тервиллингер была права. Это совсем не то, что целиться в неодушевленные предметы. Я не знала, смогу ли это сделать. Меня начала бить дрожь.
– Ты зря теряешь время, – предупредила меня мисс Тервиллингер. – И истощаешь энергию. Бросай!
Командный голос послужил толчком. Я бросила.
Шар вырвался из моей руки и полетел прямо в мисс Тервиллингер – но так и не соприкоснулся с ней. Я не поверила собственным глазам. Примерно в футе от преподавательницы он ударился о какую то незримую преграду и разбился на отдельные язычки, быстро развеявшиеся дымом. У меня отвисла челюсть.
– Что это?! – вырвалось у меня.
– Очень мощное защитное заклинание, – ответила мисс Тервиллингер, явно наслаждаясь моей реакцией. Она подняла кулон, висевший у нее под рубашкой. Он выглядел совершенно обыденно: просто кусочек неотполированного сердолика, оплетенный серебряной проволокой. – Чтобы создать его, требуются огромные усилия… и еще больше усилий требуется, чтобы поддерживать его. В результате возникает невидимый щит, как ты можешь видеть, непроницаемый для большинства физических и магических атак.
Адриан оказался рядом со мной в мгновение ока.
– Погодите ка! Существует заклинание, делающее тебя неуязвимым ни для чего, и вы только сейчас решили об этом упомянуть? Сидни в опасности, а вы все это время молчали? Почему вы просто не обучили ее этому заклинанию? Ведь тогда ваша сестра не сможет добраться до нее!
Хотя не похоже было, что Адриан может наброситься на мисс Тервиллингер, как он сделал это с Маркусом, но взволнован он был почти так же, как в тот раз. Он раскраснелся, взгляд его закаменел. Кулаки были стиснуты, и я думаю, он этого даже не заметил. В ход пошли инстинкты.
Мисс Тервиллингер и глазом не повела при этой вспышке.
– Если бы это было так просто, я бы именно так и сделала, можешь мне поверить. Увы, тут есть множество проблем. Одна из них заключается в том, что Сидни, при всем ее таланте, недостаточно сильна, чтобы воспользоваться этим заклинанием. Даже мне едва едва хватает на него сил. Вторая проблема в том, что оно действует очень недолгий промежуток времени – именно поэтому я так настаивала на соблюдении расписания. Его хватает всего на шесть часов, и оно требует столько сил, что невозможно просто применить его и постоянно поддерживать. Я уже измотана, и буду измотана еще сильнее к тому моменту, как его действие закончится. Я не смогу применить его – и, пожалуй, никакое другое заклинание – еще как минимум сутки. Потому мне и нужно, чтобы Сидни постоянно была начеку.
И я, и Адриан не сразу нашлись, что сказать. Я заметила, что мисс Тервиллингер выглядит усталой, еще когда она садилась в машину, но потом выбросила эту мысль из головы. Пока мы тренировались, я обращала внимание на пот на ее лице и усиливающуюся усталость, но приписывала это жаре. И лишь теперь я в полной мере оценила ее усилия.
– Но зачем вам тратить столько сил? – спросила я.
– Чтобы ты осталась в живых! – огрызнулась мисс Тервиллингер. – Все, хватит терять время! У нас остался всего час, а тебе нужно научиться швырять шар в человека не моргнув глазом. Ты слишком долго колеблешься.
Она была права. Даже теперь, когда я знала, что она неуязвима, мне трудно было атаковать ее. Насилие – не мой стиль. Мне пришлось жестко подавить внутреннее беспокойство и действовать так, словно это скибол. Целься, бросай. Целься, бросай. Не думай.
Вскоре мне удалось одолеть страхи и бросать без колебаний. Мисс Тервиллингер даже попробовала понемногу двигаться, чтобы мне легче было представить на ее месте настоящего врага, но это не сильно усложнило процесс. Мисс Тервиллингер просто слишком устала, чтобы бегать туда сюда или уворачиваться. Я начала всерьез беспокоиться за нее. У нее был такой вид, будто она вот вот потеряет сознание, и я почувствовала себя виноватой, прицеливаясь.
Раздался вскрик, и в тот самый миг, как я запустила шар, из пальцев мисс Тервиллингер брызнуло пламя. Шар ушел в сторону и рассыпался. Огонь, вырвавшийся у мисс Тервиллингер, пронесся в футе от меня. С усталой усмешкой она опустилась на колени и выдохнула.
– Конец урока, – сказала она.
– Что это было? – спросила я. – У меня же нет магического щита!
Мисс Тервиллингер не выказала ни малейшего беспокойства.
– Оно в тебя и не шло. Я об этом позаботилась. Это была просто иллюстрация к тому, что это вовсе не так «легко и скучно», когда на тебя нападают. Ну что ж. Адриан, будь так любезен, принеси мне мою сумку. У меня там немного сушеных фиников. Думаю, нам с Сидни они сейчас очень пригодятся.
Она была права. Я была настолько поглощена уроком, что не заметила, насколько вымоталась. Мисс Тервиллингер устала еще сильнее, но магия определенно взяла с меня дань. Я никогда еще не работала с такими ее количествами так долго, и теперь ослабела, словно от резко упавшего уровня сахара в крови. Я начала понимать, почему мисс Тервиллингер велела мне держаться подальше от действительно сложных заклинаний. Я буквально таки проглотила финики, и, хотя сахар помог, мне отчаянно хотелось еще. Адриан галантно помог нам добраться обратно до парковки, поддерживая нас обеих под руки.

Они выглядят, как мы, но не обманывайся. Морои не выказывают ту же злобу, что стригои, но существам, пьющим кровь и противоестественно манипулирующим природой, нет места в нашем мире. Работай с ними, если требуется. Но не забывай, что мы разные. Держи максимально возможную дистанцию. Для блага своей души.

Добравшись до страницы, отмеченной мисс Тервиллингер, я прочла заголовок: «Вызов каллистаны». Тут подзаголовок: «Для защиты и предостережения».
Я открыла мешочек, который мне вручила мисс Тервиллингер. Внутри обнаружились красная смола драконова дерева, пузырек с маслом гардении, веточки можжевельника с ягодами и блестящий кристалл дымчатого кварца с золотыми прожилками внутри. Хотя мисс Тервиллингер позаботилась о компонентах, инструкции к заклинанию требовали, чтобы я использовала и отмеряла их весьма специфическим образом, что было вполне осмысленно. Как обычно, именно работа заклинателя придавала магии силу.
– А тут не сказано толком, что произойдет, когда ты применишь заклинание, – заметил он.
– Н да… И что то это меня не вдохновляет. – По видимому, заклинателю полагалось просто знать, что он делает.
Мне следовало оборвать ягоды можжевельника по одной и выложить из них небольшой круг, повторяя «огонь и дым» каждый раз, как я кладу ягоду на землю. Покончив с этим, я смазала каждую ягоду каплей масла, повторяя «дыхание и жизнь». Внутрь круга я положила кусочек смолы, а поверх него – дымчатый кварц. Потом я отошла и перечитала заклинание, запоминая слова и жесты.
Я произнесла сложную магическую формулу на греческом, указывая при этом в четырех основных направлениях, согласно инструкциям в книге. Просто поразительно, как быстро магия хлынула сквозь меня и переполнила меня блаженной силой. Я произнесла последние слова и указала на круг из ягод. И почувствовала, как магия излилась из меня в кварц. Потом я стала ждать, что же произойдет.
Дым исходил из кварца. Я смотрела, как зачарованная, а кварц медленно начал плавиться. Но вместо того, чтобы растечься лужицей, жидкость принялась собираться в иную форму и, быстро затвердев, превратилась в нечто новое и неожиданное – в хрустального дракона.
Он был маленький, с ладонь размером, и блестел в точности так же, как и полагалось темно коричневому кварцу. Дракончик был скорее змеиного типа, как китайские, а не крылатый, как драконы европейских мифов. Каждая деталь была тщательно вырезана, от завитков гривы до чешуек на шкуре. Выглядело это потрясающе.
А еще он двигался.
Дракон поднял хрустальные веки и посмотрел на нас крохотными золотыми глазенками. Он испустил негромкое урчание и двинулся к нам, цепляясь коготками за камни.
Куда бы мы ни отступали, дракончик следовал за нами, издавая негромкий пронзительный скрежет, словно кто то скреб гвоздем по классной доске.
Я пролистала указатель в поисках слова «каллистана». В книге оказалось две статьи с этим словом: «Каллистана – вызов» и «Каллистана – изгнание».
Я открыла вторую и обнаружила там краткую инструкцию: «Как только ваш каллистана будет накормлен и отдохнет, вы можете вызывать и изгонять его на протяжении одного года и одного дня». К этому прилагалось краткое заклинание.
Я произнесла нужные слова. Над телом дракончика затрепетал дымок. Дракончик замерцал, и через несколько секунд оказалось, что перед нами лежит неподвижный кусок дымчатого кварца.
Каллистана – это разновидность демона. Каллистаны могут быть очень полезны. Они предупреждают о присутствии неподалеку темной магии и даже пытаются защищать хозяина, если на него нападают – правда, большого вреда они причинить все равно не могут. Каллистана исчезнет через год и день. До тех пор ты можешь призывать его, если возникнет такая необходимость. Ты можешь попробовать дрессировать его. И конечно, тебе придется кормить его. Что бы ты ни стала делать, он останется верен тебе. Он привязывается к первому, кого увидит, и будет нуждаться в том, чтобы проводить время вместе с тобой.

«Ладан используется для лечения ожогов. Он также может применяться для прорицания и для очищающих заклинаний…»

с помощью личных вещей можно отыскать их владельца, хотя чаще всего для этого используют волосы или обрезки ногтей. Но при уровне Вероники ей, скорее всего, мог для этого послужить любой предмет, в том числе и крестик.

Несколько раз, изящно взмахнув руками, я произнесла заклинание, а потом быстренько шмыгнула обратно в свой угол
– Невидимый лед на ступеньках, – сообщила я Адриану.
Увидев нас, Алисия зарычала и взмахнула руками, изготовившись к заклинанию. Я предвидела это и держала амулет наготове. Взмахнув им, я быстро произнесла несколько слов, пока мы проходили мимо Алисии. Между нами на миг вспыхнул мерцающий щит. Он поглотил светящиеся стрелки, которые метнула в нас Алисия. Щит был подобен тому, который использовала в парке мисс Тервиллингер, только вызывался на месте и действовал недолго.
Я не знала, что Алисия собирается делать дальше, но было ясно, что ничего хорошего. Я пустила в ход упреждающее заклинание, одно из тех, которые мисс Тервиллингер велела мне пропустить. На него уходило много энергии, и оно было весьма мощным, если применить его правильно, но при этом обманчиво простым и элегантным по результатам. Я просто швырнула Алисию волной силы через весь подвал, едва она сумела встать. Она влетела спиной в груду рождественских украшений. Коробка с елочными игрушками грохнулась рядом с Алисией и разбилась.
От этого заклинания у меня закружилась голова, но я не остановилась. Когда мы добрались до лестницы, я создала огненный шар, но не стала его бросать, а понесла перед собой, низко согнувшись, словно собиралась бросить мяч в боулинге. Я от души надеялась, что он растопит лед, и через несколько шагов поняла, что мое предположение оправдалось.
Я сотворила первое же из сложных заклинаний, которое пришло мне на ум. Возможно, толчком к тому послужили разбитые елочные игрушки, но внезапно мне пришли на ум осколки. Это заклинание не требовало ни слов, ни физических компонентов – лишь небольшого движения руки. Всего остального у меня уже не было: истощение энергии и силы причиняло почти столько же боли, сколько примененное Алисией электрическое заклинание.
Но результат оказался потрясающим.
На кофейном столике мисс Тервиллингер (уже горящем) стоял перпетуум мобиле из пяти шариков. Я применила к ним заклинание трансмутации, и они из шариков превратились в тонкие острые лезвия. Они сорвались с проволочек и двинулись по моей команде. Это было нетрудно.
Трудно было, как и говорила мисс Тервиллингер, действительно кого то атаковать. Вопрос был не просто в том, чтобы заставить лезвия скользить и падать. Это было не так уж сложно. Но настоящая атака, которая, как ты знаешь, причинит реальный и ужасный вред, – это совсем другое дело. Неважно, насколько ужасна Алисия, неважно, что она пыталась убить меня и хотела принести в жертву мисс Тервиллингер и множество других женщин. Алисия все равно оставалась живым существом, а мне не свойственно применять насилие или пытаться отнять жизнь у другого.
Однако же мне свойственно спасать собственную жизнь и жизнь тех, кто мне дорог.
Я собралась с духом и послала лезвия вперед. Они вонзились Алисии в лицо. Алисия закричала и попыталась выдернуть их, но зашаталась и отступила к лестнице. Я услышала пронзительный крик: Алисия свалилась в подвал. Хоть я и не видела ее, ее волшебный шарик фонарь бодро последовал за хозяйкой вниз.
Мой триумф оказался недолог. Мне не просто поплохело. Я оказалась на грани обморока. Жар и свет пламени были мощнейшими, но у меня потемнело в глазах – слишком уж я выложилась, применив заклинание, к которому не была готова. Внезапно мне захотелось свернуться клубочком на полу и закрыть глаза. Здесь так уютно и тепло…